Литература в ящике
Четырёхсерийный документальный фильм «Она написала себе роль» (режиссёр Анатолий Малкин), снятый к юбилею Виктории Токаревой, показанный каналом «Культура», – о любви. Фильм-признание в любви к людям, которым Виктория Самойловна благодарна, которым обязана своим рождением. Как человека, как писателя, как кинематографиста.
Название фильма, на мой взгляд, неточное. Анатолий Малкин всё время пытался вывести свою героиню на чистую, так сказать, либеральную воду, навязать ей какую-то роль, а она не поддавалась: отвечая на часто бесцеремонные вопросы, воссоздавала образы родных и любимых людей. От мамы до Антона Павловича Чехова. Вспоминала эпизоды и детали, находила точные, единственные слова, благодаря которым они представали живыми. Токарева была озабочена этим, а не тем, чтобы «написать себе ту или иную роль». О себе она говорила только в связи с ними и с той работой, которую ей посчастливилось делать.
Прекрасны рассказы-зарисовки об украинской бабушке, о том, как её 16-летнюю маму папа привёз из шахтинского захолустья в Ленинград; о том, как трудно её принимала его еврейская родня; об отце, нёсшем дочку с температурой за сорок в больницу и шептавшем ей слова любви, которые она не захотела повторять вкрадчиво назойливому интервьюеру; о матери, бежавшей две трамвайные остановки за отцом и голосившей на всю улицу; о няне, благодаря которой Токарева не «даст в обиду великий русский народ»... И много неожиданного о знаменитостях, о которых мы вроде бы знаем всё.
Как будто нас пригласили в картинную галерею, в которой выставлены неизвестные портреты известных людей. Работы художника Токаревой. Правда, экскурсовод в галерее не очень удачный. Художница пеняла ему: «Ты меня перебиваешь… Какой же ты дурак!... Я ведь напишу, что ты похож на зайца!» Впрочем, к чести Малкина, он эти инвективы не вырезал из фильма, а возможно, это такая современная манера – подхамливать герою и тем самым вызывать его эмоцию, а к нему дополнительное сочувствие зрителей?
Вот Сергей Михалков, который помог ей вступить на писательскую дорогу, попасть во ВГИК и патронировал её первые шаги в литературе. На картине Токаревой он предстал совсем не таким, каким ожидал его увидеть интервьюер. Малкин, намекая на его амурную заинтересованность в Токаревой, тогда 22-летней, хорошенькой учительнице музыки, сказал: «Михалков был циником». А она рассказала о том, скольким людям он помог, и вдруг о том, что мало кто знает: о «главной любви его жизни». К изумительной красоты женщине, парикмахеру Наташе, с которой Токарева его познакомила. «Зажглась звезда любви», Михалков даже хотел уйти от жены, но его вызвали на самый верх и грозно сказали: «Ты что?» И речи о разводе быть не могло в те суровые, пуританские времена. А эта Наташа очень быстро вышла замуж. И пятидесятилетний, «седой человек, богатый, во славе, плакал, как ребёнок»… А однажды уже 86-летний Сергей Владимирович позвонил Токаревой и пожаловался тоже как-то по-детски: «Виктория, помоги, меня обижают! Успенский, Остер…» И она помогла: объяснила при случае Успенскому, что нехорошо ему теперь, когда он стал богатым и знаменитым Чебурашкой, кусать ослабевшего старого волка: «Что же вы не кусали, когда он был в силе?» И слова её, похоже, возымели действие. И тогда на Успенского, а в фильме – на Малкина.
Кстати, к теме травли она вернулась, говоря об Иване Пырьеве: «Это была хрущёвская «оттепель», время Пырьева, сталинское время ушло. Было собрание на «Мосфильме», и какая-то белобрысенькая шавка визгливым голосом тявкала, что такого прекрасного автора, как Достоевский, мы отдаём такому слабому режиссёру, как Пырьев?» (Речь об «Идиоте», с которым потом он триумфально вернулся в большой кинематограф. – А.К.)
– И такой сволочи было много на «Мосфильме»? – спросил, как будто не знает, Малкин.
– Девяносто процентов... Завистников... Все же хотели снимать, а снимал Пырьев, и вот ему за это вломили. Так же, как позже Бондарчуку…
«Пырьев был прямолинейный, грубый, очень страстный человек… Мне рассказывала Линка Скирда, как умирал Пырьев, он стал храпеть, и она закричала: «Зайчик, не уходи!», а он на минуточку пришёл в себя и сказал: «Тихо! Соседей разбудишь». Он умирал и думал, что своим криком она может разбудить соседей». От себя добавим: может быть, его возмутила неуместность обращения: «Зайчик!» Тем не менее возник объёмный образ противоречивого, талантливого, страдающего, но даже в смертный час деликатного человека.
Вторая серия была посвящена теме диссидентства и конформизма. Малкин допрашивал: почему вы не дали свой рассказ в «Метрополь», ведь там были ваши друзья, вы конформистка, приспособленка? И этими вопросами Токарева воспользовалась, для того чтобы нарисовать с любовью портреты друзей-диссидентов – Владимира Войновича, Юза Алешковского, Василия Аксёнова... Потом всё-таки ответила на вопрос: «Диссида занимает время, душу, отнимает время от творчества». Кроме того, она чувствовала ответственность за семью.
«Аксёнов собирался делать ноги, уезжать из страны… «Метрополь» была его визитная карточка». Отталкиваясь от чеховской метафоры, она сказала: «Вася Аксёнов пролаял так, что все собаки, поджав хвост, залезли под диваны». Заметим, после случая с «Метрополем» Аксёнов шумно эмигрировал, а почти у всех из оставшихся его коллег были серьёзные неприятности.
Маленькие, но много говорящие детали. Любвеобильный Аксёнов отбил жену у Довлатова, хотя Василий Павлович и не помышлял на ней жениться, у него в это время уже был роман с Майей, будущей женой. Выходит, просто так сломал жизнь людям.
Много добрых, искренних слов было сказано о таланте Владимира Войновича и Василия Аксёнова, но и такие: «Первая часть «Чонкина» мне нравится больше, чем вторая…», из всех вещей Аксёнова Токарева восхищённо упомянула лишь «Коллег». Переводя с деликатного на русский, из этого следует, что обязательства, связанные с диссидентством, с борьбой за свободу слова, как ни странно, влияют на свободу творчества и на качество произведений. К месту был помянут Платонов, который никогда бы не написал своих гениальных произведений, если бы отвлекался на что-то подобное. И Фазиль Искандер диссидентом так и не стал – у него на это не было времени. И Юрий Нагибин.
Виктория Самойловна говорит: «Я была позитивна в отличие от Петрушевской. Она входила, ненавидя, ненависть стекала с её лица потоками».
Но ненависть, даже праведная, не согревает душу, не питает творчество. Токаревой дороже образ всегда влюблённого Александра Володина, которому посвящены, может быть, лучшие страницы этого писательского альбома.
Венчает фильм история вхождения в кинематограф, знакомства с Георгием Данелия, история их любви.
Вот картинка счастья. Токарева, Данелия, режиссёр Александр Серый закончили трудную работу над сценарием «Джентльменов удачи», шли по безлюдной ночной Москве. «Серый попрощался и пошёл в метро, и я увидела, как у него раздвинулись уши – это значит, что он улыбался».
Потом была кинокартина счастливой судьбы, счастливая совместная работа с Данелией, но совместная счастливая жизнь двух талантливых ярких людей вряд ли возможна. Никто не мог пожертвовать своей творческой свободой.
Картинка несчастья. Токарева рассказала, как в разгар разрыва она совершила попытку самоубийства. Решила выброситься из окна, но не сразу смогла открыть балконную дверь, которая была заклеена бумагой и проложена ватой, открыла, а вата какая-то чёрная, на балконе мешаются трёхлитровые банки, пятый этаж – а вдруг не удастся разбиться насмерть, потом жить калекой? Легла в постель, думала: опять придётся мучиться всю ночь, нет, проспала как миленькая до утра, разбудила шестилетняя дочь: «Мам, ты умеешь танцевать верёвочку?», и стала показывать, как она научилась танцевать. И ничего, встала и тоже стала верёвочку ногами выделывать. Трагикомическая ситуация в духе «Осеннего марафона». Но любовь не кончилась, она и жизнь продолжаются в детях, внуках, книгах...
Токарева – женщина, неустанно заботящаяся об очаге, источнике любви, семейного тепла и творческого огня.
О фильме. Героиня понравилась, режиссура – нет. Напрашивается сравнение с «Подстрочником», где аскетичная форма, великолепная работа оператора Вадима Юсова сосредоточили внимание на героине. Здесь внимание раздваивается, образ интервьюера не решён. Он кто, друг, враг? Странный, слишком иллюстративный звуковой ряд: героиня рассказывает про собак – звучит собачий лай, в рассказе речь идёт про железную дорогу – звуки паровоза, видовой ряд тоже крайне неряшлив: не помогает, а отвлекает.
Но Виктория Токарева не менее интересна, чем Лилиана Лунгина, они вышли из одной среды, но противоположны сущностно. Героиня «Подстрочника» живёт в мире, разделённом на два враждебных лагеря: мы (хорошие – московская интеллигенция) и они (плохие – власть и послушный ей народ). У Токаревой такого разделения нет, именно поэтому в отличие от Лунгиной она не стала диссиденткой. Она – это мы. Плохие, хорошие, талантливые, богатые, бедные, многонациональные… Характерно отношение к няньке. У Лунгиных тоже нянька, самозабвенно любящая ребёнка. Но она не своя, непонятная, чужая, а у Токаревой она – «великий русский народ», к которому принадлежат и Пырьев, и Войнович, и Михалков, и Успенский, и Довлатов, и Аксёнов… Она их не разделяет, всех любит, как любит героев «Джентльменов удачи», «Мимино» и своих книг.
Александр КОНДРАШОВ
P.S. Замечательно, конечно, что наше ТВ, перманентно празднующее даты эстрадных звёзд, откликнулось на юбилей писателя – Виктории Самойловны Токаревой. Непонятно только, почему такого же внимания не было удостоено недавнее 80-летие Василия Ивановича Белова. То ли телевизионщики в принципе не любят писателей-деревенщиков (хотя вряд ли это государственная политика). То ли для него своего Малкина не нашлось…
